растление детей: преступление или болезнь?
Мы пользуемся словами для того, чтобы обозначать ими мир вокруг себя, и чтобы они помогали нам понимать его. В то же время, многие слова из тех, которые мы используем, работают как кривые зеркала: они заставляют нас ошибочно воспринимать, и следовательно, ошибочно оценивать предмет, на который мы смотрим. Как говорил сэр Джеймс Фицджеймс Стивен, великий британский юрист XIX века, «Люди обладают неизлечимой склонностью предрешать все серьезные вопросы, которые их волнуют, налагая свои предубеждения на свою речь."
Рассмотрим развивающийся скандал вокруг католических священников, обвиняемых в растлении мальчиков. Американский закон определяет половые отношения между взрослым и ребенком как преступление. Американская психиатрическая ассоциация определяет их как заболевание под названием «педофилия».
Преступления – это действия, которые мы совершаем. Заболевания – это биологические процессы, которые происходят с нашими телами. Смешивание этих двух понятий, когда поведение, которое мы не одобряем, определяют в качестве заболевания, представляет собой бездонный источник замешательства и разложения.
Это замешательство иллюстрирует письмо в выпуске «Бостон Глоуб» от 8 февраля [2002 года], в котором преподобный Джон Ф. Бёрнс защищает Бостонского кардинала Бернарда Лоу от критиков, потребовавших его отставки. Будучи архиепископом, Лоу назначил преподобного Джона Джей. Гехана в новый приход, невзирая на слухи о сексуальных злоупотреблениях. В последствии Гехана обвинили в растлении более сотни детей в течение тридцати лет.
"Следует отметить, что ни кардинал Бернард Лоу, ни отец Джон Гехан не были в курсе этиологии или патологии заболевания педофилией, - пишет Бернс, - кардинал сделал лучшее, что мог сделать кардинал. Он проявил снисхождение и доброту к очевидно заблудшему священнику. Отец Гехан также делал то, что, как показывают наиболее современные научные данные, делают педофилы: а именно, отрицал все, едва ли обладая воспоминаниями или раскаянием в своих болезненных действиях. Призывать к отставке кардинала – это абсурд. Пусть начнется излечение, а закон следует своим курсом».
Закон следует своим курсом не только в исках, поданных против церкви жертвами Гехана и других преступных священников. Сам Гехан был осужден за растление в одном случае и предстанет перед судом в другом. Однако, если его поведение было вызвано «заболеванием педофилией», - состоянием, которое не только принудило его развращать мальчиков, но и стерло из его памяти эти «болезненные действия», может ли быть справедливым наказывать его? Неуверенность, вызванная рассмотрением сексуальных преступлений в качестве симптома заболевания, сыграла важную роль в том, что церковь утратила способность защитить прихожан от священников, подобных Гехану. В показаниях под присягой, данных 8 мая, на вопрос о том, как он относился к обвинениям в растлении, кардинал Лоу ответил: «Я рассматривал это как патологию, психологическую патологию. Очевидно, что я рассматривал это как нечто, в чем присутствует моральная составляющая. Это был, объективно говоря, тяжкий греховный поступок". Сочетание этих двух несовместимых взглядов – медицинского и нравственного – стало рецептом на бездействие.
Медицинский наказательный истеблишмент
Практически любое нежелательное поведение, от шопоголизма и клептомании до сексоголизма и педофилии сегодня позволено определять в качестве заболевания, диагностика и лечение которого принадлежит области медицины. Создание заболеваний таким образом стало аналогично созданию законов. Реагируя на общественное мнение и традиции, политики могут определить любое действие, от обучения рабов чтению до хладнокровного убийства банковского охранника, преступлением контроль над которым принадлежит области уголовного правосудия.
В применении к поведению, особенно сексуальному поведению, ярлык «заболевание» сочетает описание со скрытым оценочным суждением. Мастурбация, гомосексуальность, а также использование негенитальных частей тела (особенно ануса и рта) в целях сексуального удовлетворения в разное время и в разных местах рассматривались как грехи, преступления, заболевания, нормальное поведение и даже лечебные меры. На протяжении долгих лет психиатры запирали гомосексуалистов в стационарах и пытались их «излечить». Сегодня они самоуверенно провозглашают гомосексуализм нормой, а людей, которые выступают против такого подхода, диагностируют как «гомофобов». Психиатры диагностируют человеку, который ест слишком много, страдание «булимией», а человеку, который ест слишком мало – «нервной анорексией». Сходным образом, человек, у которого секса слишком много, страдает от «сексуальной аддикции», а человек, проявляющий мало интереса к сексу – от «сексуального аверсионного расстройства». В то же время, психиатры не считают целибат формой психического заболевания. Людей, которые придерживаются целибата, не зачисляют в страдающие «нервной анэротикой».
Почему? Потому что психиатры, политики и средства массовой информации уважают определение целибата в качестве добродетели, установленное Римско-Католической церковью как «Божий дар», даже невзирая на то, что целибат по меньшей мере столь же «ненормален», как гомосексуальность, которую церковь продолжает считать тяжким грехом – «существенным злом», словами кардинала Энтони Бивелакуа. Как бы ни были неестественны или социально деструктивны разновидности сексуального поведения, если церковь объявляет их добродетельными – как в случае с целибатом или воздержанием от сексуальных действий, не ведущих к зачатию – психиатры не классифицируют их в качестве заболеваний. Так моральные учения религии формируют то, что провозглашается в качестве научного суждения.
В свою очередь, психиатрические диагнозы влияют на моральные суждения. Фред Берлин, основатель Клиники сексуальных расстройств Джона Хопкинса и профессор психиатрии в Школе медицины Джона Хопкинса, заявляет: "Некоторые исследования показывают, что определенные генетические и гормональные отклонения могут играть роль [в педофилии]… теперь мы понимаем, что это не чисто нравственный вопрос, и что никто не выбирает в пользу того, чтобы испытывать сексуальное пристрастие к юным». Между тем, поступок, который воздействует на других людей, по определению всегда является нравственным вопросом, вне зависимости от того, выбирает ли действующее лицо наклонность к том, чтобы его совершить.
Берлин вводит читателя в заблуждение, говоря о недобровольности «сексуального пристрастия к юным». Вопрос заключается не в сексуальном пристрастии, а в сексуальном действии. Здоровый 20-летний молодой человек с гетеросексуальными интересами будет склонен испытывать тягу к каждой хорошенькой женщине, которую он видит. Это не означает, что он осуществляет, или пытается осуществлять сексуальные отношения со всеми этими женщинами, особенно против их воли. Вся психиатрическая литература по вопросам того, что называли «сексуальными извращениями», пронизана одной необоснованной идеей – всегда подразумеваемой, а иногда утверждаемой вслух – будто «ненормальным» сексуальным импульсам труднее сопротивляться, чем нормальным.
Признание этого довода позволяет понять широко распространенную веру в то, что сексуальные нарушители более склонны к совершению новые преступления, чем остальные преступники – предположение, которое факты не поддерживают. Проследив судьбы преступников, освобожденных в 1983 году, Управление судебной статистики обнаружило, что 52 процента насильников и 48 процентов других сексуальных преступников были арестованы за новое преступление в течение трех лет, по сравнению с 60 процентами среди совершивших любые иные насильственные преступления. Рецидив по ненасильственным преступлениям оказался даже выше: 70 процентов для взлома и 78 процентов для угона автомобилей например.
Эти цифры показывают, что педофилы сопротивляются своим преступным побуждениям чаще, чем это делают угонщики автомобилей. В любом случае, проверить опытным путем, преодолимо ли побуждение, невозможно. Мы можем сказать только, было ли оно в действительности преодолено. Но это не имеет значения, поскольку цель подобного псевдомедицинского заявления – извинить совершившего от нравственной и правовой ответственности.
Официальные лица католической церкви воспользовались этим психиатрическим отпущением, чтобы избежать решительных мер в отношении священников, виновных в сексуальных проступках. Что делают церковные власти, когда священника обвиняют в растлении детей? Они направляют его в престижную психиатрическую больницу – Джона Хопкинса в Балтиморе, Институт Ливинг в Хэртфорде, Фонд Меннингера в Топеке – на «лечение». На практике, психиатрическая больница – это безопасное место для совершающего сексуальные проступки священника, место, где его можно прятать до тех пор, пока он тихо не выпишется, чтобы продолжать свои поступки где-то еще. Берлин утверждает, что за такими священниками плотно наблюдают после выписки. Но священник, совершающий сексуальное преступление – это преступник, которого следует держать в тюрьме, а не пациент, за которым психиатр должен присматривать на церковные деньги.
Греческая любовь
Секс с несовершеннолетними не всегда считали заболеванием. В древней Греции половые отношения между мужчинами и мальчиками представляли собой норму жизни. Такие отношения, которые называли «педерастическими», как правило возникали между мужчиной в возрасте 20-30 лет и мальчиком в возрасте 12-17 лет. Мужчина ухаживал за мальчиком, мальчик подчинялся ему в качестве пассивного партнера по анальному сексу. Кроме того, мужчина выполнял роль наставника для своего ученика. Когда у мальчика появлялись густые лобковые волосы (обычно в возрасте 18 лет), молодой человек начинал искать себе ученика, которого он наставлял и использовал для сексуального удовлетворения. Половые отношения между мужчинами и малолетними детьми не играли роли в греческой педерастии. Иудаизм и христианство определили сексуальные связи между лицами одного пола как неестественный и осудили их в качестве греховных. Позднее, когда уголовное право дополнило или вытеснило церковное, половые отношения с лицами своего пола также стали и преступлениями. Такое понимание направляло общественное мнение до становления светского общества и медицинской науки.
Представляется, что первым, кто предложил переопределить «педерастию» [в качестве заболевания], в 18-м веке ставшую термином для гомосексуализма, был французский врач Амбруаз Тардье (1818-1879). В 1857 году Тардье обнародовал экспертно-медицинское исследование, в помощь судам при рассмотрении дел, касающихся педерастии. Тардье верил, что анатомия пениса активного гомосексуалиста отличается от анатомии пениса пассивного гомосексуалиста и «нормального» мужчины, что анус пассивного гомосексуалиста анатомически отличается от анусов активного гомосексуалиста и нормального, и что врачи могут обследовать людей и диагностировать гомосексуальность, выявляя наличие этих якобы существующих показателей.
Знаменитому немецкому неврологу Карл Фридриху Отто Вестфалю (1833-1890) оставалось только конвертировать гомосексуализм из заболевания, устанавливаемого посредством исследования тела индивида, в психическую болезнь, определяемую с помощью исследования его разума. Вестфаль переименовал педерастию в «сексуальную инверсию» (в немецком языке «противоположное половое влечение») – формулировка, получившая в 20-м веке долгую жизнь. Именно Вестфаль сделал популярной ошибочную идею, которой до сих придерживаются многие люди, будто гомосексуалисты-мужчины женственны, а гомосексуалисты-женщины имеют мужские черты. Вестфаль настаивал, что поскольку сексуальная инверсия – это заболевание, ее следует лечить врачам, а не наказывать силой закона.
Назад в Афины
Создание заболеваний посредством формулирования псевдомедицинских терминов поднял до уровня искусства барон Рихард фон Крафт-Эбинг (1840-1902), родившийся в Германии профессор психиатрии в университетах Страсбурга, Граца и Вены. В книге Половая психопатия (1886), которая принесла ему всемирную известность, Крафт-Эбинг с позиции своего авторитета переименовал сексуальные грехи и преступления в «сексуальные извращения», а затем объявил, что они являются «церебральными неврозами». Адвокаты, политики и общественность приняли это превращение за научный прогресс, вместо того чтобы отвергнуть его как медицинскую манию величия, не основанную ни на чем кроме манипулирования языковыми средствами. «Сексология» стала неотъемлемой частью медицины и новой психиатрической науки.
Со времен Крафт-Эбинга мы зашли довольно далеко. В июле 1998 года Брюс Райнд, психолог из университета Тэмпл, и двое его коллег опубликовали в Psychological Bulletin, журнале Американской психологической ассоциации, свое исследование педофилии. Авторы пришли к выводу о том, что разрушительное воздействие на ребенка сексуальных отношений со взрослым «не является ни убедительным, ни обычно интенсивным». Они рекомендовали, чтобы когда со стороны ребенка имеет место «добровольное участие и позитивные реакции», это называлось «секс между ребенком и взрослым», а не «злоупотребление».
Не удивительно, что их выводы вызвали реакцию, за которой последовали отзыв выводов и извинения. Раймонд Фоулер, главный исполнительный администратор Американской психологической ассоциации, признал, что редакторы журнала должны были оценить «статью с точки зрения ее способности внести заблуждение в процесс общественной политики, но не сделали этого».
Никто, очевидно, не заметил того, что согласно четвертому изданию руководства по диагностике и статистике психических расстройств Американской психиатрической ассоциации (DSM-IV, опубликованное в 1994 году), человек подпадает под критерии педофилии только в том случае, когда его «фантазии, половые позывы, или поведение порождают клинически значительное расстройство или ухудшение социальной, профессиональной или иной важной области функционирования». Иными словами, педофилия – психическое заболевание только в том случае, когда действующее лицо расстроено собственными поступками.
Сходным образом, психиатры классифицировали гомосексуализм в качестве заболевания только тогда, когда индивид был расстроен своей сексуальной ориентацией («эго-дистоническая гомосексуальность»), но не в том случае, когда она его устраивает («эго-синтоническая гомосексуальность»). Держа нос по ветру, позднее Американская психиатрическая ассоциация отказалась от этой позиции. В издании DSM-IV-TR, опубликованном в 2000 году, требование "клинически значимого расстройства или ухудшения» было исключено из критериев педофилии.
Профессионалы психического здравоохранения – не единственные «слуги прогресса», желающие придать законность сексу между взрослым и ребенком, изображая его неприятие в качестве устаревшего антисексуального предрассудка. В статье, опубликованной в 1999 году, Харрис Миркин, профессор политических наук в университете Миссури-Канзас Сити, объявил, что «дети – последний бастион отжившей сексуальной морали». Согласно краткому изложению в «Нью-Йорк таймс», он утверждал, что «замечание о невинности ребенка было социальным изобретением, что любой секс между разными поколениями нельзя сгребать в одну неприглядную кучу, и что паника в отношении педофилии подпадает под образец общественной реакции на женскую сексуальность и гомосексуальность, каждая из которых в свое время считалась отклонением». Миркин приводит такие прецеденты, как греческая педерастия. «Хотя американцы считают секс между разными поколениями злом, - писал он, - он был допустим или обязателен во многих культурах и в разные периоды истории». Далее он заявил «Таймс»: «Я не думаю, что нам следует в ужасе хвататься за головы по этом поводу… в 1900 году всякий полагал, что мастурбация вызывает тяжкие физические последствия… однако от этого данный тезис не становился правдой».
Данная аналогия фатально ошибочна. Самоэротические действия радикально отличаются от эротических действий с другими людьми. Мастурбация – это нечто, что ребенок делает сам с собой; она удовлетворяет одно из его биологических побуждений. В этом смысле мастурбация аналогична мочеиспусканию или дефекации. Поэтому мы не называем мастурбацию «сексуальной связью» - термином, который предполагает вовлеченность двоих (или более) людей, один из которых может быть недобровольным участником. Мастурбация (в частной обстановке) – это внеморальное действие. Строго говоря, она выпадает из области нравственного суждения. Напротив, каждая сексуальная связь – это неизбежно моральный вопрос. Медицинские (или псевдомедицинские – психиатрические) доводы не могут играть роль в наших суждениях о таких актах. Религиозно просвещенный человек может рассматривать половые отношения между лицами одного пола как зло. Психологически просвещенный человек может любую обоюдно добровольную сексуальную связь рассматривать как добро. Общество должно решать, какие половые связи допустимы, а индивиды должны решать, какие половые акты они осуждают, а какие одобряют или в каких желают участвовать.
Правовая граница
Уголовное право определяет секс между взрослыми и несовершеннолетними как преступление. Однако закон – тупой инструмент. Практически, 18-летний молодой человек, вступивший в обоюдно добровольную половую связь с 17-летней женщиной, совершает уголовное преступление, даже если он на один день старше партнерши. Такие «преступления» как правило, не преследуются.
Сексуальный контакт между священником и 10-летним мальчиком – это другая история. И именно здесь медицинская окраска нежелательного или запрещенного поведения запутывает наше понимание. Врачи издавна используют греческие и латинские слова для того, чтобы производить впечатление на непосвященных своим описанием заболеваний. Например, они называют воспаление легких «пневмония», а отказ почек – «уремия». В результате люди думают, что любое греко-латинское слово, заканчивающееся на «-ия» (или имеющее суффикс «-филия» или «-фобия») – это настоящее, достоверно установленное заболевание. Такая доверчивость была бы забавной, если бы она не была трагична.
Библиофилия – это чрезмерная любовь к книгам. Это не подразумевает кражи книг из библиотек. Педофилия - это чрезмерная (сексуальная) любовь к детям. Это не подразумевает вступление с ними в половые отношения, хотя, как правило, услышав данное слово, люди понимают именно это. Поскольку дети, с точки зрения закона, не могут дать согласие на что бы то ни было, взрослый, использующий ребенка в качестве сексуального объекта, совершает противоправное действие. Такое действие противоправно потому, что оно включает использование физического принуждения, угрозу такого принуждения или (что не отличается от перечисленного, в отношениях между взрослым и ребенком) злоупотребление статусом взрослого как авторитета, которому доверяют. Результаты такого действия – вне зависимости от того, полезны они для ребенка или разрушительны – не имеют отношения к суждению о его допустимости.
Утверждение, будто священник, предпринявший сексуальные контакты в отношении ребенка, заботу о котором ему доверили, «страдает педофилией», предполагает, будто с его сексуальной функцией что-то не в порядке – подобно тому, как высказывание, что он страдает злокачественной анемией, предполагает, что не в порядке что-то с функционированием его кроветворной системы. Если бы дело обстояло так, это было бы его проблемой, а не нашей. Наша проблема – в том, что с ним что-то не так в качестве морально действующего лица. Нам следует сосредоточить внимание на его безнравственности и забыть о его сексуальности.
Священник, имеющий секс с ребенком, совершает крупный нравственный проступок, а также нарушает уголовный закон. Он не рассматривает себя как страдающего заболеванием до тех пор, пока его не арестуют. Не следует и нам рассматривать его в таком качестве после этого.
Томас Сас
в русском переводе опубликовано с разрешения автора
Мы пользуемся словами для того, чтобы обозначать ими мир вокруг себя, и чтобы они помогали нам понимать его. В то же время, многие слова из тех, которые мы используем, работают как кривые зеркала: они заставляют нас ошибочно воспринимать, и следовательно, ошибочно оценивать предмет, на который мы смотрим. Как говорил сэр Джеймс Фицджеймс Стивен, великий британский юрист XIX века, «Люди обладают неизлечимой склонностью предрешать все серьезные вопросы, которые их волнуют, налагая свои предубеждения на свою речь."
Рассмотрим развивающийся скандал вокруг католических священников, обвиняемых в растлении мальчиков. Американский закон определяет половые отношения между взрослым и ребенком как преступление. Американская психиатрическая ассоциация определяет их как заболевание под названием «педофилия».
Преступления – это действия, которые мы совершаем. Заболевания – это биологические процессы, которые происходят с нашими телами. Смешивание этих двух понятий, когда поведение, которое мы не одобряем, определяют в качестве заболевания, представляет собой бездонный источник замешательства и разложения.
Это замешательство иллюстрирует письмо в выпуске «Бостон Глоуб» от 8 февраля [2002 года], в котором преподобный Джон Ф. Бёрнс защищает Бостонского кардинала Бернарда Лоу от критиков, потребовавших его отставки. Будучи архиепископом, Лоу назначил преподобного Джона Джей. Гехана в новый приход, невзирая на слухи о сексуальных злоупотреблениях. В последствии Гехана обвинили в растлении более сотни детей в течение тридцати лет.
"Следует отметить, что ни кардинал Бернард Лоу, ни отец Джон Гехан не были в курсе этиологии или патологии заболевания педофилией, - пишет Бернс, - кардинал сделал лучшее, что мог сделать кардинал. Он проявил снисхождение и доброту к очевидно заблудшему священнику. Отец Гехан также делал то, что, как показывают наиболее современные научные данные, делают педофилы: а именно, отрицал все, едва ли обладая воспоминаниями или раскаянием в своих болезненных действиях. Призывать к отставке кардинала – это абсурд. Пусть начнется излечение, а закон следует своим курсом».
Закон следует своим курсом не только в исках, поданных против церкви жертвами Гехана и других преступных священников. Сам Гехан был осужден за растление в одном случае и предстанет перед судом в другом. Однако, если его поведение было вызвано «заболеванием педофилией», - состоянием, которое не только принудило его развращать мальчиков, но и стерло из его памяти эти «болезненные действия», может ли быть справедливым наказывать его? Неуверенность, вызванная рассмотрением сексуальных преступлений в качестве симптома заболевания, сыграла важную роль в том, что церковь утратила способность защитить прихожан от священников, подобных Гехану. В показаниях под присягой, данных 8 мая, на вопрос о том, как он относился к обвинениям в растлении, кардинал Лоу ответил: «Я рассматривал это как патологию, психологическую патологию. Очевидно, что я рассматривал это как нечто, в чем присутствует моральная составляющая. Это был, объективно говоря, тяжкий греховный поступок". Сочетание этих двух несовместимых взглядов – медицинского и нравственного – стало рецептом на бездействие.
Медицинский наказательный истеблишмент
Практически любое нежелательное поведение, от шопоголизма и клептомании до сексоголизма и педофилии сегодня позволено определять в качестве заболевания, диагностика и лечение которого принадлежит области медицины. Создание заболеваний таким образом стало аналогично созданию законов. Реагируя на общественное мнение и традиции, политики могут определить любое действие, от обучения рабов чтению до хладнокровного убийства банковского охранника, преступлением контроль над которым принадлежит области уголовного правосудия.
В применении к поведению, особенно сексуальному поведению, ярлык «заболевание» сочетает описание со скрытым оценочным суждением. Мастурбация, гомосексуальность, а также использование негенитальных частей тела (особенно ануса и рта) в целях сексуального удовлетворения в разное время и в разных местах рассматривались как грехи, преступления, заболевания, нормальное поведение и даже лечебные меры. На протяжении долгих лет психиатры запирали гомосексуалистов в стационарах и пытались их «излечить». Сегодня они самоуверенно провозглашают гомосексуализм нормой, а людей, которые выступают против такого подхода, диагностируют как «гомофобов». Психиатры диагностируют человеку, который ест слишком много, страдание «булимией», а человеку, который ест слишком мало – «нервной анорексией». Сходным образом, человек, у которого секса слишком много, страдает от «сексуальной аддикции», а человек, проявляющий мало интереса к сексу – от «сексуального аверсионного расстройства». В то же время, психиатры не считают целибат формой психического заболевания. Людей, которые придерживаются целибата, не зачисляют в страдающие «нервной анэротикой».
Почему? Потому что психиатры, политики и средства массовой информации уважают определение целибата в качестве добродетели, установленное Римско-Католической церковью как «Божий дар», даже невзирая на то, что целибат по меньшей мере столь же «ненормален», как гомосексуальность, которую церковь продолжает считать тяжким грехом – «существенным злом», словами кардинала Энтони Бивелакуа. Как бы ни были неестественны или социально деструктивны разновидности сексуального поведения, если церковь объявляет их добродетельными – как в случае с целибатом или воздержанием от сексуальных действий, не ведущих к зачатию – психиатры не классифицируют их в качестве заболеваний. Так моральные учения религии формируют то, что провозглашается в качестве научного суждения.
В свою очередь, психиатрические диагнозы влияют на моральные суждения. Фред Берлин, основатель Клиники сексуальных расстройств Джона Хопкинса и профессор психиатрии в Школе медицины Джона Хопкинса, заявляет: "Некоторые исследования показывают, что определенные генетические и гормональные отклонения могут играть роль [в педофилии]… теперь мы понимаем, что это не чисто нравственный вопрос, и что никто не выбирает в пользу того, чтобы испытывать сексуальное пристрастие к юным». Между тем, поступок, который воздействует на других людей, по определению всегда является нравственным вопросом, вне зависимости от того, выбирает ли действующее лицо наклонность к том, чтобы его совершить.
Берлин вводит читателя в заблуждение, говоря о недобровольности «сексуального пристрастия к юным». Вопрос заключается не в сексуальном пристрастии, а в сексуальном действии. Здоровый 20-летний молодой человек с гетеросексуальными интересами будет склонен испытывать тягу к каждой хорошенькой женщине, которую он видит. Это не означает, что он осуществляет, или пытается осуществлять сексуальные отношения со всеми этими женщинами, особенно против их воли. Вся психиатрическая литература по вопросам того, что называли «сексуальными извращениями», пронизана одной необоснованной идеей – всегда подразумеваемой, а иногда утверждаемой вслух – будто «ненормальным» сексуальным импульсам труднее сопротивляться, чем нормальным.
Признание этого довода позволяет понять широко распространенную веру в то, что сексуальные нарушители более склонны к совершению новые преступления, чем остальные преступники – предположение, которое факты не поддерживают. Проследив судьбы преступников, освобожденных в 1983 году, Управление судебной статистики обнаружило, что 52 процента насильников и 48 процентов других сексуальных преступников были арестованы за новое преступление в течение трех лет, по сравнению с 60 процентами среди совершивших любые иные насильственные преступления. Рецидив по ненасильственным преступлениям оказался даже выше: 70 процентов для взлома и 78 процентов для угона автомобилей например.
Эти цифры показывают, что педофилы сопротивляются своим преступным побуждениям чаще, чем это делают угонщики автомобилей. В любом случае, проверить опытным путем, преодолимо ли побуждение, невозможно. Мы можем сказать только, было ли оно в действительности преодолено. Но это не имеет значения, поскольку цель подобного псевдомедицинского заявления – извинить совершившего от нравственной и правовой ответственности.
Официальные лица католической церкви воспользовались этим психиатрическим отпущением, чтобы избежать решительных мер в отношении священников, виновных в сексуальных проступках. Что делают церковные власти, когда священника обвиняют в растлении детей? Они направляют его в престижную психиатрическую больницу – Джона Хопкинса в Балтиморе, Институт Ливинг в Хэртфорде, Фонд Меннингера в Топеке – на «лечение». На практике, психиатрическая больница – это безопасное место для совершающего сексуальные проступки священника, место, где его можно прятать до тех пор, пока он тихо не выпишется, чтобы продолжать свои поступки где-то еще. Берлин утверждает, что за такими священниками плотно наблюдают после выписки. Но священник, совершающий сексуальное преступление – это преступник, которого следует держать в тюрьме, а не пациент, за которым психиатр должен присматривать на церковные деньги.
Греческая любовь
Секс с несовершеннолетними не всегда считали заболеванием. В древней Греции половые отношения между мужчинами и мальчиками представляли собой норму жизни. Такие отношения, которые называли «педерастическими», как правило возникали между мужчиной в возрасте 20-30 лет и мальчиком в возрасте 12-17 лет. Мужчина ухаживал за мальчиком, мальчик подчинялся ему в качестве пассивного партнера по анальному сексу. Кроме того, мужчина выполнял роль наставника для своего ученика. Когда у мальчика появлялись густые лобковые волосы (обычно в возрасте 18 лет), молодой человек начинал искать себе ученика, которого он наставлял и использовал для сексуального удовлетворения. Половые отношения между мужчинами и малолетними детьми не играли роли в греческой педерастии. Иудаизм и христианство определили сексуальные связи между лицами одного пола как неестественный и осудили их в качестве греховных. Позднее, когда уголовное право дополнило или вытеснило церковное, половые отношения с лицами своего пола также стали и преступлениями. Такое понимание направляло общественное мнение до становления светского общества и медицинской науки.
Представляется, что первым, кто предложил переопределить «педерастию» [в качестве заболевания], в 18-м веке ставшую термином для гомосексуализма, был французский врач Амбруаз Тардье (1818-1879). В 1857 году Тардье обнародовал экспертно-медицинское исследование, в помощь судам при рассмотрении дел, касающихся педерастии. Тардье верил, что анатомия пениса активного гомосексуалиста отличается от анатомии пениса пассивного гомосексуалиста и «нормального» мужчины, что анус пассивного гомосексуалиста анатомически отличается от анусов активного гомосексуалиста и нормального, и что врачи могут обследовать людей и диагностировать гомосексуальность, выявляя наличие этих якобы существующих показателей.
Знаменитому немецкому неврологу Карл Фридриху Отто Вестфалю (1833-1890) оставалось только конвертировать гомосексуализм из заболевания, устанавливаемого посредством исследования тела индивида, в психическую болезнь, определяемую с помощью исследования его разума. Вестфаль переименовал педерастию в «сексуальную инверсию» (в немецком языке «противоположное половое влечение») – формулировка, получившая в 20-м веке долгую жизнь. Именно Вестфаль сделал популярной ошибочную идею, которой до сих придерживаются многие люди, будто гомосексуалисты-мужчины женственны, а гомосексуалисты-женщины имеют мужские черты. Вестфаль настаивал, что поскольку сексуальная инверсия – это заболевание, ее следует лечить врачам, а не наказывать силой закона.
Назад в Афины
Создание заболеваний посредством формулирования псевдомедицинских терминов поднял до уровня искусства барон Рихард фон Крафт-Эбинг (1840-1902), родившийся в Германии профессор психиатрии в университетах Страсбурга, Граца и Вены. В книге Половая психопатия (1886), которая принесла ему всемирную известность, Крафт-Эбинг с позиции своего авторитета переименовал сексуальные грехи и преступления в «сексуальные извращения», а затем объявил, что они являются «церебральными неврозами». Адвокаты, политики и общественность приняли это превращение за научный прогресс, вместо того чтобы отвергнуть его как медицинскую манию величия, не основанную ни на чем кроме манипулирования языковыми средствами. «Сексология» стала неотъемлемой частью медицины и новой психиатрической науки.
Со времен Крафт-Эбинга мы зашли довольно далеко. В июле 1998 года Брюс Райнд, психолог из университета Тэмпл, и двое его коллег опубликовали в Psychological Bulletin, журнале Американской психологической ассоциации, свое исследование педофилии. Авторы пришли к выводу о том, что разрушительное воздействие на ребенка сексуальных отношений со взрослым «не является ни убедительным, ни обычно интенсивным». Они рекомендовали, чтобы когда со стороны ребенка имеет место «добровольное участие и позитивные реакции», это называлось «секс между ребенком и взрослым», а не «злоупотребление».
Не удивительно, что их выводы вызвали реакцию, за которой последовали отзыв выводов и извинения. Раймонд Фоулер, главный исполнительный администратор Американской психологической ассоциации, признал, что редакторы журнала должны были оценить «статью с точки зрения ее способности внести заблуждение в процесс общественной политики, но не сделали этого».
Никто, очевидно, не заметил того, что согласно четвертому изданию руководства по диагностике и статистике психических расстройств Американской психиатрической ассоциации (DSM-IV, опубликованное в 1994 году), человек подпадает под критерии педофилии только в том случае, когда его «фантазии, половые позывы, или поведение порождают клинически значительное расстройство или ухудшение социальной, профессиональной или иной важной области функционирования». Иными словами, педофилия – психическое заболевание только в том случае, когда действующее лицо расстроено собственными поступками.
Сходным образом, психиатры классифицировали гомосексуализм в качестве заболевания только тогда, когда индивид был расстроен своей сексуальной ориентацией («эго-дистоническая гомосексуальность»), но не в том случае, когда она его устраивает («эго-синтоническая гомосексуальность»). Держа нос по ветру, позднее Американская психиатрическая ассоциация отказалась от этой позиции. В издании DSM-IV-TR, опубликованном в 2000 году, требование "клинически значимого расстройства или ухудшения» было исключено из критериев педофилии.
Профессионалы психического здравоохранения – не единственные «слуги прогресса», желающие придать законность сексу между взрослым и ребенком, изображая его неприятие в качестве устаревшего антисексуального предрассудка. В статье, опубликованной в 1999 году, Харрис Миркин, профессор политических наук в университете Миссури-Канзас Сити, объявил, что «дети – последний бастион отжившей сексуальной морали». Согласно краткому изложению в «Нью-Йорк таймс», он утверждал, что «замечание о невинности ребенка было социальным изобретением, что любой секс между разными поколениями нельзя сгребать в одну неприглядную кучу, и что паника в отношении педофилии подпадает под образец общественной реакции на женскую сексуальность и гомосексуальность, каждая из которых в свое время считалась отклонением». Миркин приводит такие прецеденты, как греческая педерастия. «Хотя американцы считают секс между разными поколениями злом, - писал он, - он был допустим или обязателен во многих культурах и в разные периоды истории». Далее он заявил «Таймс»: «Я не думаю, что нам следует в ужасе хвататься за головы по этом поводу… в 1900 году всякий полагал, что мастурбация вызывает тяжкие физические последствия… однако от этого данный тезис не становился правдой».
Данная аналогия фатально ошибочна. Самоэротические действия радикально отличаются от эротических действий с другими людьми. Мастурбация – это нечто, что ребенок делает сам с собой; она удовлетворяет одно из его биологических побуждений. В этом смысле мастурбация аналогична мочеиспусканию или дефекации. Поэтому мы не называем мастурбацию «сексуальной связью» - термином, который предполагает вовлеченность двоих (или более) людей, один из которых может быть недобровольным участником. Мастурбация (в частной обстановке) – это внеморальное действие. Строго говоря, она выпадает из области нравственного суждения. Напротив, каждая сексуальная связь – это неизбежно моральный вопрос. Медицинские (или псевдомедицинские – психиатрические) доводы не могут играть роль в наших суждениях о таких актах. Религиозно просвещенный человек может рассматривать половые отношения между лицами одного пола как зло. Психологически просвещенный человек может любую обоюдно добровольную сексуальную связь рассматривать как добро. Общество должно решать, какие половые связи допустимы, а индивиды должны решать, какие половые акты они осуждают, а какие одобряют или в каких желают участвовать.
Правовая граница
Уголовное право определяет секс между взрослыми и несовершеннолетними как преступление. Однако закон – тупой инструмент. Практически, 18-летний молодой человек, вступивший в обоюдно добровольную половую связь с 17-летней женщиной, совершает уголовное преступление, даже если он на один день старше партнерши. Такие «преступления» как правило, не преследуются.
Сексуальный контакт между священником и 10-летним мальчиком – это другая история. И именно здесь медицинская окраска нежелательного или запрещенного поведения запутывает наше понимание. Врачи издавна используют греческие и латинские слова для того, чтобы производить впечатление на непосвященных своим описанием заболеваний. Например, они называют воспаление легких «пневмония», а отказ почек – «уремия». В результате люди думают, что любое греко-латинское слово, заканчивающееся на «-ия» (или имеющее суффикс «-филия» или «-фобия») – это настоящее, достоверно установленное заболевание. Такая доверчивость была бы забавной, если бы она не была трагична.
Библиофилия – это чрезмерная любовь к книгам. Это не подразумевает кражи книг из библиотек. Педофилия - это чрезмерная (сексуальная) любовь к детям. Это не подразумевает вступление с ними в половые отношения, хотя, как правило, услышав данное слово, люди понимают именно это. Поскольку дети, с точки зрения закона, не могут дать согласие на что бы то ни было, взрослый, использующий ребенка в качестве сексуального объекта, совершает противоправное действие. Такое действие противоправно потому, что оно включает использование физического принуждения, угрозу такого принуждения или (что не отличается от перечисленного, в отношениях между взрослым и ребенком) злоупотребление статусом взрослого как авторитета, которому доверяют. Результаты такого действия – вне зависимости от того, полезны они для ребенка или разрушительны – не имеют отношения к суждению о его допустимости.
Утверждение, будто священник, предпринявший сексуальные контакты в отношении ребенка, заботу о котором ему доверили, «страдает педофилией», предполагает, будто с его сексуальной функцией что-то не в порядке – подобно тому, как высказывание, что он страдает злокачественной анемией, предполагает, что не в порядке что-то с функционированием его кроветворной системы. Если бы дело обстояло так, это было бы его проблемой, а не нашей. Наша проблема – в том, что с ним что-то не так в качестве морально действующего лица. Нам следует сосредоточить внимание на его безнравственности и забыть о его сексуальности.
Священник, имеющий секс с ребенком, совершает крупный нравственный проступок, а также нарушает уголовный закон. Он не рассматривает себя как страдающего заболеванием до тех пор, пока его не арестуют. Не следует и нам рассматривать его в таком качестве после этого.
Томас Сас
в русском переводе опубликовано с разрешения автора
Комментариев нет:
Отправить комментарий