Советская психиатрия: ее сторонники на Западе

Популярный нынче протест против злоупотреблений советской психиатрии - не только вопиющий пример избирательного возмущения; это также, в той мере, в которой это касается выдающихся психиатров и Американской психиатрической ассоциации (АПА), и пример грубого лицемерия. Начиная с конца 1960-х гг. многие ведущие американские психиатры, как и АПА, расхваливали советскую систему защиты душевного здоровья и некоторых преступников из числа ведущих русских психиатров. Я предлагаю вытащить на свет Божий глубоко закопанную американскую (и британскую) поддержку советской психиатрии, чтобы, подобно патологоанатому, изучающему труп, установить тот факт, что западные поборники тоталитаризма от психиатрии разделяют ответственность с их советскими коллегами за психиатрические репрессии в СССР.

Понимание и озабоченность на Западе в отношении психиатрических репрессий в Советском Союзе начались с публикации в 1965 г. в Великобритании книги «Палата №7» Валерия Тарсиса - завуалированного под автобиографию описания психиатрического преследования, лишения свободы и пыток, которым писателя подвергли за критику Советского режима. Название книги Тарсиса (пожалуй, лучшего отчета о советской психиатрии среди тех, что у нас имеются) очень точно - чтобы привлечь внимание читателя к фундаментальному сходству между показанной им советской психиатрией и психиатрией дореволюционной, описанной Антоном Чеховым в 1892 г. в его короткой повести «Палата №6». Тем не менее западная пресса и западные психиатры продолжали упорно игнорировать историческую преемственность характеристик институциональной психиатрии повсюду в мире. Тарсис понимал, что настоящим врагом является психиатрическая власть, где бы она ни существовала и какую бы форму ни принимала. Однако, результатом его книги стало развернутая журналистами и профессиональным сообществом критика — по сути дела вдвойне избирательная критика принудительной психиатрии. Она была нацелена только на психиатрию в СССР и игнорировала схожие проблемы и практики в странах Запада; она была нацелена на защиту только так называемых «душевно здоровых, нормальных и разумных граждан» или «политических диссидентов» от психиатрического заключения и пыток, и не замечала тяжелого положения, в которое попадали «действительно безумные люди» или «не политические инакомыслящие», становившиеся объектами точно таких преследований и пыток. Вскоре я выскажусь по каждому из этих вопросов. Но прежде чем сделать это, я, как и обещал, намерен эксгумировать глубоко закопанный труп.

В 1969 г. в ноябрьском номере «Интернэшнэл джорнэл оф псайкайэтри» Майк Горман, тогда заслуженный исполнительный директор Национального комитета против душевных болезней, опубликовал доклад под заголовком «Советская психиатрия и гражданин СССР». Назвать статью Гормана просто угодливо-почтительной было бы преуменьшением. Одной цитаты будет достаточно, чтобы проиллюстрировать его представления: «Главное достижение советской психиатрии заключается в том, что помимо своего основного достоинства — предоставлять высококлассную помощь всем попавшим в беду без возмутительной практики учета экономических различий, советская система, по моему твердому убеждению, еще и приспособлена к тому, чтобы психиатрическое попечение соответствовало индивидуальным потребностям каждого пациента повсюду и в любых обстоятельствах — в школе, на фабрике, в диспансере, скорой помощи и дома».

Главное достижение самого Гормана как пропагандиста в сфере душевного здоровья, безусловно, состояло в том, что, говоря о повсеместном распределении помощи русскими психиатрами, он умудрился умолчать о двух самых важных из таких мест: зале суда и психиатрическом концентрационном лагере, именуемом «специальная психиатрическая больница». Другим, без сомнения, большим достижением Гормана, к тому же свидетельствующем о его собственном психическом здоровье, было то, что он мог спокойно спать по ночам, сознательно покрывая преступления психиатрических Маратов и Робеспьеров возлюбленной им советской системы защиты душевного здоровья.

Сопроводительная статья к докладу Гормана представляла собой его «критическую оценку» со стороны Зигмунда Либенсона, институционального психиатра во всех отношениях и просто долговременного выразителя политики АПА. «Наблюдая за Горманом много лет, — писал Либенсон, — я с трудом поверил своим глазам, прочтя его статью! Исчезли все острые шипы и красноречивые намеки, которые были так характерны для его обличений практически всех аспектов психиатрии в Соединенных Штатах. Вместо этого, мы видим его в благодушном и приподнятом настроении, описывающим советскую психиатрию в розовых тонах, с энтузиазмом, восхвалениями и панегириками».

В конце 1960-х гг. Горман, конечно, формулировал тогдашнюю «правильную» позицию американской психиатрии по отношению к советской психиатрии. Его голос прекрасно гармонировал со взглядами ведущих американских психиатров и АПА. Например, в 1968 г., д-р Ари Киев, признанный эксперт по советской психиатрии, отредактировал и включил две главы в книгу, озаглавленную «Психиатрия в коммунистическом мире», в которой не содержалось ни единого упоминания, даже самого косвенного, о лишении свободы политических инакомыслящих при помощи психиатрии. (И история Тарсиса, и дело Петра Григоренко, к тому времени уже были широко известны благодаря газетным публикациям). В 1969 г. д-р Киев опубликовал в журнале «Этитьюд» аналитическую статью, посвященную советским психиатрическим теории и практике, и снова без какого бы то ни было упоминания о злоупотреблениях.

Здесь я хотел бы сделать паузу в моем представлении доказательств касательно позиции американских психиатров по отношению к советским коллегам и отметить, что даже до 1970-х гг. лицемерие американского истеблишмента в сфере душевного здоровья по этому вопросу было вопиюще очевидным. Обратив внимание на советскую психиатрию, американские газеты в то время отчетливо рассмотрели все ее ужасы и честно об этом сообщали. Например, в декабре 1969 г. журнал «Тайм» выпустил статью «Инакомыслие — это безумие», повествующую о психиатрическом преследовании генерала Григоренко. 2 февраля 1970 г. журнал «Пэрэйд» опубликовал большое эссе Ллойда Ширера, разоблачающее психиатрические зверства в СССР. Однако когда американские эксперты в сфере психиатрии и душевного здоровья смотрели на те же самые сюжеты, все они видели только русский психиатрический рай, в который американцы стремятся не достаточно быстро.

Чтобы в полной мере оценить уровень поддержки, оказываемой советским психиатрическим практикам со стороны АПА, следует назвать имена двух ведущих советских психиатров, ответственных за это. Самый высокопоставленный, широко известный и влиятельный психиатр в Советском Союзе – профессор Андрей Снежневский, директор НИИ психиатрии АМН. Все русские критики советской психиатрии указывают именно на Снежневского как на того, кто несет главную ответственность за психиатрическое преследование диссидентов. В 1970 г. на ежегодной конференции АПА, проводившейся в Сан-Франциско, эта ассоциация чествовала Снежневского как «выдающегося коллегу» за «значительный вклад в психиатрию и связанные с нею науки». «Выдающимся коллегой» тогда называли и д-ра Бориса Лебедева, директора программы ВОЗ «Психиатрия: диагностика, классификация и статистика», которого также опознавали как ведущего деятеля психиатрического избавления от диссидентов.

Учитывая эту предысторию, не приходится удивляться тому, что усилия некоторых групп добиться от мирового психиатрического сообщества осуждения советских злоупотреблений психиатрией не достигли оглушительного успеха. Одной из первых таких попыток стал выпущенный в январе 1971 г. доклад комитета Канадской психиатрической ассоциации с осуждением «предполагаемого неправомерного заключения в психиатрические больницы в СССР по-видимому здоровых граждан, чьи взгляды и настроения противоречат взглядам и настроениям, принятым данным режимом». Этот доклад стал ядром более масштабных усилий по принятию резолюции на 5-ом конгрессе Всемирной психиатрической ассоциации, собравшемся в ноябре 1971 г. в Мехико. Попытка провалилась благодаря советскому и просоветскому лобби в ВПА, возглавляемому ее генеральным секретарем, британским психиатром, д-ром Дэнисом Ли, чей заключительный доклад гласил: «Нигде в этих уставах нет ни единого упоминания о том, что ВПА берет на себя ответственность за этические аспекты психиатрии».

Доктору Ли недолго пришлось ждать награды за такое поведение. В следующем году он и профессор Линфорд Рис, казначей ВПА, стали почетными членами Всесоюзного общества неврологов и психиатров. Согласно Сидни Блоху и Питеру Реддауэю (об их книге «Психиатрический террор» речь пойдет далее), Ли утверждал в то время, что «по его мнению, кампания против советских злоупотреблений была изощренной операцией, организованной за большие деньги, при участии ЦРУ; что он сомневается в достоверности доказательств таковых; что [Владимир] Буковский [один из диссидентов, подвергшихся психиатрическим преследованиям] в действительности был шизофреником, или, во всяком случае, был таковым в прошлом». Профессор Снежневский соглашался с этим: «Это [попытка осудить инкриминируемые советской психиатрии злоупотребления] – маневр 'холодной войны', предпринятый опытными руками».

В 1973 г. в интервью Обсервер, Ли так объяснял свою позицию: «Нас [ВПА] политические вопросы не касаются … Шизофрения — самый важный предмет в психиатрии. Это бедствие мирового масштаба. У русских есть примерно 200 человек, исследующих эту проблему, и у них хорошие шансы ее разрешить. Вот и все, что тут можно сказать».

Шон Макбрайд, тогдашний председатель «Международной амнистии», поддержал Ли и русских, заявив: «Я думаю, было довольно много преувеличений в сообщениях западной прессы касательно размаха использования психиатрических больниц в отношении политических узников, если такие случаи вообще имели место».

В течение многих лет после этого популярная, так же как и психиатрическая пресса продолжали свою кампанию избирательного возмущения и избирательного протеста. Как правило, в статьях популярных изданий осуждалась эмиграционная политика Советского Союза, препятствующая выезду из страны советских евреев; авторы таких статей должны были считать вполне справедливой политику советского правительства, препятствующую выезду из страны советских христиан. И точно также, в материалах популярных и психиатрических газет осуждалась политика советских распорядителей душевного здоровья, препятствующая советским диссидентам покидать психиатрические больницы; и аналогично авторы этих статей должны были считать вполне справедливой политику, препятствующую стремлению советских не инакомыслящих покинуть сумасшедшие дома. То, что Советский Союз – полицейское государство, то есть, по существу, одна большая тюрьма, концлагерь или психбольница – факт, который для многих экспертов на современной политико-психиатрической сцене одновременно слишком прост, очевиден и непереносим, чтобы признать его.

В конце концов, 1 сентября 1977 г. западная психиатрия одержала над советской пиррову победу. На 6-ом конгрессе ВПА, собравшемся в Гонолулу, Королевский колледж психиатров Великобритании представил резолюцию, «осуждающую систематические злоупотребления психиатрией в политических целях в СССР». Генеральная ассамблея ВПА приняла резолюцию большинством в 90 голосов против 88.

В августе 1977 г. я читал курс лекций в Австралии. Предвидя именно такой исход трагикомической битвы между силами психиатрического добра и психиатрического зла, я неоднократно обращал внимание к основополагающему сходству институциональной психиатрии по обе стороны Железного Занавеса. После оглушительной победы сил добра над силами зла в Гонолулу, Франк Кнопфельмахер, профессор психологии в Университете в Мельбурне, сделал следующий комментарий по поводу ключевого сходства и различия между политико-психиатрическими ситуациями в России и Америке:

«В строгом смысле между советской и американской психиатрией не так уже много различий, если рассматривать обе с позиции моральных устоев и интеллектуальной честности, как это полностью обосновал Сас. Как профессии они более-менее одинаковы. Это вполне объясняет, почему западное психиатрическое сообщество продемонстрировало свое теперь уже пресловутое нежелание осуждать советскую психиатрию, и почему его следовало пристыдить извне, порой прибегая к изощренным способам, чтобы побудить их «протестовать». Различие между нашим собственным применением психиатрии и советскими практиками заключается в другом.

Это очень сложное различие, но его суть можно обозначить так. В отличие от генерала Григоренко и психиатра [Семена] Глузмана, разоблачивших использование советской психиатрии, сенатор Голдуотер и Томас Сас не находятся в концлагере. И их физическое выживание, конечно же, не зависит от жалоб и протестов со стороны психиатров из института Сербского [одной из пресловутых советских «спецпсихбольниц»].

Как бы очевидны они ни были, некоторые элементарные факты о советском обществе следует разъяснять снова и снова, чтобы никто не поддавался искушению включиться в спор между советскими психиатрами и их западными критиками на их фальшивых основаниях. Россия — это закрытое общество: никто не может покинуть его по своей воле. В России для психиатра государство — единственный работодатель. Советские психиатры или работают на это государство — или бегут из него (если могут), или их берут под стражу (как сумасшедших). В России отказ от принятия моральных и политических принципов марксизма и коммунизма считается характерным симптомом шизофрении; русский психиатр может быть вполне «искренне» полагать, что диссиденты — безумны. 

 

Таким образом совершенно ясно, что с либертарианской точки зрения грань, разделяющая практику советской психиатрии и злоупотребления ею — незаметна. Все в советской психиатрии представляет собой инструмент политической власти советского государства, так же как большая часть нашей психиатрии — инструмент политической власти американского государства. Вымороченные исследования психиатрических практик вне их исторического, экономического и политического контекста — занятие не только тщетное, но и глупое. 

Впервые опубликовано в  Inquiry 2 января 1978 года.